— Сейчас, уже идём! – Я беру канистру, и мы выходим из дома.
Идем вдоль огорода к краю участка, за ним начинается лес. Джозефина уже впереди, на дорожке, ведущей к речке. Она оглядывается, и я понимаю, что она хочет сказать: «Ну что ты медлишь? Давай быстрее!»
Идем на речку
До реки двести метров по лесной дорожке. И на этом пути она еще несколько раз будет оглядываться на меня, словно подгоняя. Я иду не торопясь, попутно любуясь на снежные шапки на елочках и черное кружево березовых веток на фоне серо-голубого неба.
Вдруг Джози «берет след»: уткнувшись носом в снег, сворачивает с дороги, останавливается у дерева, поднимает голову и лает. И пусть это всего-навсего сорока, но инстинкт охотника, видимо, удовлетворен. На морде написано счастье. Я смотрю на нее и с грустью вспоминаю, как гуляла с собакой в центре Петербурга в прошлой жизни. Загазованный воздух, газоны со следами чужих «бомб», строго лимитированное время прогулки (не опоздать бы на работу), реагенты, разъедающие подушечки лап. И ведь так я мучила собаку шестнадцать лет! Сегодня я бы не задумываясь, проголосовала за партию противников содержания собак в мегаполисе.
Я подхожу к проруби, набираю в канистру воду. Собака перебегает по льду на другой берег. Там очень интересно: много разных следов. Я смотрю на нее с завистью, мне тоже хочется туда, в березовую рощу, но лед еще слишком ненадежен и трещит подо мной.
Наша речка зимой
Всю обратную дорогу собака пытается показать мне, как много теряет в жизни человек, не валяясь в снегу, не бегая кругами на предельной скорости, взрывая при торможении снег как мощный снегоуборщик.
Мы возвращаемся. Джози подходит к миске, садится, и я знаю, что она говорит: «Вот теперь можно с полным правом и позавтракать!»
