Похоже все большее молодежь, синяя кайма вокруг белого пятна на грудке едва намечается, ну и ведут себя совершенно отмороженно, шныряя почти под руками.
Одна такая следовала за мной буквально по пятам, пока я косил триммером траву в саду, одобрительно раскланиваясь, типа: «Молодец, дедуля! так их! а то попрятались всякие шестиногие под лопухами, не пообедать птичке толком».
Кошенине все радуются — от таких вот насекомоядных, подбирающих оглушенных леской букашек, до коршунов и канюков, которым легче высматривать в короткой стерне полевок.
С варакушками соперничают и соседствуют воробьи. Ведущие себя совершенно по-другому, чем в городе. Там они клюва не закрывают, сплошное верещанье, а здесь все такие из себя тихие и деловитые, шастают по грядкам «багатозначно поглядае на мени своими розумними очами»©. Наверно потому, что в городе их много, надо о себе заявлять, возмущенным чириканьем отпугивая конкурентов от заветных крошек, а здесь от силы два-три выводка на 20 соток огорода.
Ну и вчера прямо рядом с ведущей на выгон тропкой дал свечу вальдшнеп. Уносящийся обычно со скоростью мысли, на этот раз он был вынужден сравнительно осторожно подниматься по узкому просвету между деревьями и я успел его хорошо рассмотреть: глаза в пол-головы и носяра...
О том чтоб сфотографировать его, речи не шло, да и гоняться за упомянутой выше мелочью с мыльницей нет времени и желания.
Но парой недель раньше проходя этой же тропкой вдруг был оглушен взрывом сорочьего негодования. Сразу догадавшись о причине, привязал корову к первому же кусту и полез в чащу, где Чуча нашел сорочонка, явно рановато вывалившегося из гнезда:
голопузого и лысоватого
К счастью, когда я подоспел, Чуча ещё изучал только поведение объекта, не переходя к исследованиям анатомическим. Он вообще-то не рвется всех сразу давить, но по живости характера закатал бы в конце концов, разумеется (как это он сделал вчера с кротом, по недомыслию вылезшим подышать воздухом в радиусе собачьей цепи).
Оттащить его от интересной находки, разумеется, не удалось бы, потому я подобрал «птыца», пошел домой, там привязал собаку, показал находку дамам, сфотографировал.
с разных ракурсов
И отнес на место находки. Сидевший в руке смирно, не пытавшийся вырываться или подавать голос, птенчик плюхнулся с ветки, на которую я хотел его посадить, — лапки ещё не держали, — но в папоротники по земле ускакал мгновенно под возмущенные вопли родителей.
Сейчас он совместно со своими бразерс-систерс уже вовсю летает по округе, в том числе и по нашему участку, завистливо поглядывая на собачью миску и куриные кормушки.
От родителей молодое поколение отличается тяжелым прямолинейным полетом и куцыми хвостами. Что интересно — взрослых я в эти дни на огороде и около не видел. Видимо отдыхают от забот, предоставив деткам самим номинироваться на премию Дарвина.
Как-то быстро и незаметно в этом году вывелись и стали не крыло касатки с б/сеновала.
в этом году тоже не удосужился их снять, фото с прежних лет
таких я застал уже на улице
Сидели втроем на проводе, не шевелясь, но и не разевая просительно рты. А вокруг без особого беспокойства, но шустро сновали родители, что-то отпрыскам объясняя.
Но когда внизу появилась спокойно шествующая по своим делам Мурёнка, вся семейка, включая желторотиков, сорвалась и закружилась в метре над кошкиной головой, остро её критикуя на лету.
И последнюю интересную сценку последних дней с участием птицы я видел в наташином хозяйстве… Коршун, обычно мотающийся довольно высоко и не приближающийся к строениями, вдруг нырнул вниз и закружился между сараек.
Гусята-индюшата были в ту пору в этих сарайках, да и брудеры у наших молодых надежно защищены, и я сперва подивился, чего пернатому надо? Неужели надеется словить кого-то из тех же воробьев, столующихся на многопрофильной ферме? Коршуны этим обычно не пытаются заниматься, для ловли мелочи они слишком неповоротливы. Разве какого уж совершенно недееспособного им удается заметить.
Все оказалось гораздо серьезней, но не менее безнадежно. Примеривался крылатый ни больше ни меньше как к недельным поросятам из неудачного выводка, — из десятка осталось в живых только двое самых мелких. Но оказавшись вполне жизнеспособными, они уже бродили вовсю по загону, вызвав живейшее любопытство коршуна: а кто это такие? а что если?.. Разумеется, в любом случае пятачкам ничего не грозило, весили они при всём явно больше хищника, а на такую добычу правила выживания хищным птицам не позволяют нападать — все равно не унести, а неприятностей огрести можно, кто знает, на что способна такая «жертва»?
Хищники очень трепетно относятся к своему здоровью — даже небольшое повреждение, не угрожая непосредственно здоровью, может помешать дальнейшей охоте, и тогда птица быстро ослабеет от голода со всеми вытекающими.
А вот за деток своих они очень беспокоятся, шумливые.
Истоки моего пристрастия ко всякой живности и растительности лежат аж в конце позапрошлого века! Именно тогда родился замечательный человек Леонид Алексеевич Невский, друг нашей семьи. Образование он получил ещё до революции, а уже в 20-х годах преподавал в школе, где тогда молоденькая моя бабушка училась. Забегая вперед. скажу, что и мамуля моя у него успела поучиться, уже после войны. Но учительство его не слишком занимало, хотя преподавателем он был хорошим, а главное — увлеченным. За карьерой же педагога не гнался, а в школе старался вести предметы не первой важности, у мамы в классе он вел, к примеру, астрономию. Ну а при случае и вообще перешел в гороно методистом, на должность ещё менее престижную и хуже оплачиваемую, чем учительская. Зато дававшую больше времени для занятий наукой. ИМХО его можно было вполне сопоставить со, скажем, Циолковским, хотя проблемы, которыми он занимался не были столь прорывными и значащими как у Константина Эдуардовича или того же Мичурина.
Действительный член Географического Общества, Л. А. почти всю свою долгую жизнь занимался фенологией, то есть наблюдением за сезонными изменениями в природе, по большей части с приставкой фито-, то есть был в первую очередь ботаником. И делал это на редкость обстоятельно и скрупулезно, регулярно отсылая в Ленинград материалы наблюдений. В сводке «Сезонная жизнь Русской равнины» данные по его (и моей тоже) родной Нерехте, собранные им вместе с его старшим коллегой Корепиным, который имел уклон более в орнитологию; не имеют себе равных как по количеству наблюдавшихся объектов — многие десятки видов животных, растений и явлений погоды, так и по протяженности — 1921-1965 гг. Причем за это время он побывал и в ежовских лагерях, откуда, к счастью, вышел по первой, довоенной,«бериевской „амнистии, и на фронте, провоевав с июня 41-го до капитуляции Квантунской армии.
Город наш и сейчас невелик, а 70 лет назад был и вовсе крохотным. Лес не сказать чтоб подходил к городской черте, но находился в пределах шаговой (а другой тогда и не было, пешочком, пешочком...)доступности. Мама вспоминала, что в войну, а особенно в голодные 1946-47годы, он был не то чтоб кормильцем, но весьма существенным подспорьем. Собранные летом грибы всю зиму были весомым дополнением скудного рациона, а лесные ягоды, которые без сахара и не появившихся ещё консервных крышек все равно было не сохранить, выменивались на базаре на хлеб. Потому мама с бабушкой использовали каждую возможность для походов за лесными дарами. Да ещё и сушняк на дрова прихватывали, сколько было по силам на плече донести.
Постоянным их спутником стал, вернувшись с фронта, Л. А., совмещая при этом заботу о пропитании семьи с интересами высокой науки. Юная матушка моя хоть и интересовалась по большей части зверушками и птичками (весьма упоенно надо сказать), но и травками не пренебрегала, став заинтересованной слушательницей, а когда и помощницей (сбегать, к примеру, посмотреть, расцвела ли на Ярославской линии первая мать-и-мачеха)Невского.
Потому, годы спустя, когда её спутником в лесных уже просто прогулках стал я, она могла уверенно назвать любую сколь-нибудь приметную травку и провести в отдаленный уголок, где в овраге растёт редчайшая ольха полыннолистная (сейчас этот вид низведен систематиками до формы ольхи серой, от которой, наверно и произошел декоративный сорт “Lacinata» ). И подобное поведение и знание стало для меня столь же естественным как для москвича привычка садиться именно в тот вагон метро, который останавливается ближе всего к нужному выходу со станции.
Л. А. в те годы уже состарился, в лес выбирался редко, во всяком случае я не помню, чтоб мы с ним куда то ходили. Но самого его помню хорошо и в его маленьком вросшем в землю доме из непропорционально толстых бревен на тихой улочке рядом с моей первой школой бывал довольно часто, то с матушкой, то один. Во втором классе, помнится, всю зиму по средам прибегал туда смотреть по телевизору «Клуб кинопутешествий».
К сожалению, у нас от Л. А. не осталось даже ни одной фотографии. Только несколько книг с дарственными надписями в т. ч. дореволюционные ещё определители растений Маевского и чудом сохранившееся письмо из армии, датированное летом 45-го, промежутком меж двумя войнами. Но, может, у кого-то, читающего эти строки станет чуть теплей на сердце от незамысловатого рассказа и, значит, тянущаяся сквозь года нитка памяти пока ещё не оборвется…
Мне немало приходилось читать на соответствующих ресурсах о трудностях переездов на пленэр и психологических сложностях адаптации к пейзанской жизни, так что могу похвастаться тем, как легко в свое время отделался. Повезло мне в том, что горожанином я был во многом формальным, хоть и проработал первую половину жизни на крупном оборонном заводе.
Родился на окраине небольшого райцентра, с крыльца родного дома были видны комбайны на полях и леса за речкой. Вектор интересов был всегда направлен в сторону от городских соблазнов, в лесу стал регулярно бывать с 6 месяцев, матушка категорически не хотела сидеть со мной дома, когда в лесу ягоды спеют и грибы идут. Интересы были вполне осознанны, мама имела высшее биологическое образование, скупались все доступные книжки про живность и растительность.
В бытовом плане совершенно не избалован, считалось естественным тепло получать от печки, а воду — с колонки под горой. Теплым, пардон, нужником и прочими благами цивилизации я пользовался только 8 лет в жизни, пока жил с первой женой в пятиэтажке. Ну и тут вот, как бы городской санузел справили, хоть и не сразу. Нынче даже септик с полной схемой очистки вкарячили.
Живности в доме было всегда немеряно, хотя исключительно непродуктивной. Но тем не менее! Когда родной завод начал тихо загибаться и мне позарез потребовалась отдельная жилплощадь, без колебаний махнул в пригородную, но довольно глухую по причине бездорожья деревню и устроился работать на ферму. Быстро оброс с\х скотиной, хотя кур и кроликов завел ещё в городе.
Привык быстро и жить там даже нравилось, по крайней мере пока в колхозе деньги платили. Потом платить перестали, зато устроил личную жизнь и хотя порой не хватало на хлеб, но мясо в доме не переводилось.
Сейчас, на 24-м году сельской жизни уже другого способа существования для себя не представляю. Не люблю разглагольствований о чистом воздухе, тишине и экологически чистых продуктах, но нутром понимаю, что так оно и есть. Ну а с появлением в нашем быту «инторнета» совсем весело стало. С удивлением обнаружил что могу быть весьма даже небесполезен разным (очень разным!) хорошим людям
А у нас
Свиристелька в теплице
Рассказ о пернатых и комментарии с интересом прочитала (как всегда с опозданием вспомнив, не стоит ли что на плите..:cry
Это птенцы ласточек-береговушек?
Когда все гнезда опустели и наступила тишина, я услышала одинокий писк. Быстро вычислила птенца. За три дня пару раз видела, как кто-то из родителей подлетал к нему, и как он сам вылетал, но быстро возвращался. Пробовала подойти ближе — прятался глубоко в норку. На голове у птенца видна шишечка. Не жилец?
Тот же птенчик с левым поворотом головы
Взрослая птичка.
Шишечка — клещ, прогноз сомнительный Мог, конечно, и выжить после того, как членистоногое отвалилось, но вообще-то гнездовые паразиты — бич всех гнездящихся в капитальных сооружениях птиц. Отход птенцов они дают порой изрядный.